Неточные совпадения
Не горы
с места сдвинулись,
Упали на головушку,
Не Бог стрелой громовою
Во гневе грудь пронзил,
По мне — тиха, невидима —
Прошла гроза душевная,
Покажешь ли ее?
По
местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но
с той поры
прошло много лет, и ни один градоначальник
не позаботился о восстановлении ее.
— Нужды нет, что он парадов
не делает да
с полками на нас
не ходит, — говорили они, — зато мы при нем, батюшке, свет у́зрили! Теперича, вышел ты за ворота: хошь — на
месте сиди; хошь — куда хошь иди! А прежде сколько одних порядков было — и
не приведи бог!
Он прикинул воображением
места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское
с Игнатовым? Нет,
не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он
прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
Кроме того, во время родов жены
с ним случилось необыкновенное для него событие. Он, неверующий, стал молиться и в ту минуту, как молился, верил. Но
прошла эта минута, и он
не мог дать этому тогдашнему настроению никакого
места в своей жизни.
Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы пошли на крепостной вал; долго мы
ходили взад и вперед рядом,
не говоря ни слова, загнув руки на спину; его лицо ничего
не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его
месте умер
с горя.
Это займет, впрочем,
не много времени и
места, потому что
не много нужно прибавить к тому, что уже читатель знает, то есть что Петрушка
ходил в несколько широком коричневом сюртуке
с барского плеча и имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы.
То направлял он прогулку свою по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин, по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным
местам и разорванным плотинам — глядеть, как
с оглушительным шумом неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе
с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в поля на первые весенние работы глядеть, как свежая орань черной полосою
проходила по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка
не передавши на ту или другую сторону.
— Il ne fallait pas danser, si vous ne savez pas! [
Не нужно было танцевать, если
не умеешь! (фр.)] — сказал сердитый голос папа над моим ухом, и, слегка оттолкнув меня, он взял руку моей дамы,
прошел с ней тур по-старинному, при громком одобрении зрителей, и привел ее на
место. Мазурка тотчас же кончилась.
Летики
не было; он увлекся; он, вспотев, удил
с увлечением азартного игрока. Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма. Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые холодной водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая
проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое
место, заросшее пестрой травой, и увидел здесь спящую молодую девушку.
Сказав это, он вдруг смутился и побледнел: опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом
прошло по душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что
не только никогда теперь
не придется ему успеть наговориться, но уже ни об чем больше, никогда и ни
с кем, нельзя ему теперь говорить. Впечатление этой мучительной мысли было так сильно, что он, на мгновение, почти совсем забылся, встал
с места и,
не глядя ни на кого, пошел вон из комнаты.
«Ну так что ж! И пожалуй!» — проговорил он решительно, двинулся
с моста и направился в ту сторону, где была контора. Сердце его было пусто и глухо. Мыслить он
не хотел. Даже тоска
прошла, ни следа давешней энергии, когда он из дому вышел,
с тем «чтобы все кончить!». Полная апатия заступила ее
место.
— Кофеем вас
не прошу-с,
не место; но минуток пять времени почему
не посидеть
с приятелем, для развлечения, —
не умолкая, сыпал Порфирий, — и знаете-с, все эти служебные обязанности… да вы, батюшка,
не обижайтесь, что я вот все хожу-с взад да вперед; извините, батюшка, обидеть вас уж очень боюсь; а моцион так мне просто необходим-с.
Он
не помнил, сколько он просидел у себя,
с толпившимися в голове его неопределенными мыслями. Вдруг дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна. Она сперва остановилась и посмотрела на него
с порога, как давеча он на Соню; потом уже
прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем
месте. Он молча и как-то без мысли посмотрел на нее.
— Доноси, если хочешь! Ни
с места!
Не сходи! Я выстрелю! Ты жену отравил, я знаю, ты сам убийца!..
Клим остался
с таким ощущением, точно он
не мог понять, кипятком или холодной водой облили его? Шагая по комнате, он пытался свести все слова, все крики Лютова к одной фразе. Это —
не удавалось, хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь лбом к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то женщина, согнувшись,
ходила по черному кругу на
месте костра, собирая угли в корзинку.
Он вышел в большую комнату,
место детских игр в зимние дни, и долго
ходил по ней из угла в угол, думая о том, как легко исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда
не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы
не плохо, если б
с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится?
Не красива. И —
не умна.
—
Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек
не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один
не сдвинусь
с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
Он мучительно провел глазами по потолку, хотел
сойти с места, бежать — ноги
не повиновались. Хотел сказать что-то: во рту было сухо, язык
не ворочался, голос
не выходил из груди. Он протянул ей руку.
По дороге везде работали черные арестанты
с непокрытой головой, прямо под солнцем,
не думая прятаться в тень. Солдаты,
не спуская
с них глаз, держали заряженные ружья на втором взводе. В одном
месте мы застали людей, которые
ходили по болотистому дну пропасти и чего-то искали. Вандик поговорил
с ними по-голландски и сказал нам, что тут накануне утонул пьяный человек и вот теперь ищут его и
не могут найти.
От островов Бонинсима до Японии —
не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех
местах. Небо и море спорят друг
с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы в пять дней
прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться
с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Маслова ничего
не отвечала и молча
прошла к своему
месту, второму
с края, рядом
с Кораблевой, и села на доски нар.
— Да,
сошла, бедная,
с ума… Вот ты и подумай теперь хоть о положении Привалова: он приехал в Узел — все равно как в чужое
место, еще хуже. А знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь; ни в чем середины
не знали.
Впечатление от высшего благородства его речи было-таки испорчено, и Фетюкович, провожая его глазами, как бы говорил, указывая публике: «вот, дескать, каковы ваши благородные обвинители!» Помню,
не прошло и тут без эпизода со стороны Мити: взбешенный тоном,
с каким Ракитин выразился о Грушеньке, он вдруг закричал со своего
места: «Бернар!» Когда же председатель, по окончании всего опроса Ракитина, обратился к подсудимому:
не желает ли он чего заметить со своей стороны, то Митя зычно крикнул...
В семь часов вечера Иван Федорович вошел в вагон и полетел в Москву. «Прочь все прежнее, кончено
с прежним миром навеки, и чтобы
не было из него ни вести, ни отзыва; в новый мир, в новые
места, и без оглядки!» Но вместо восторга на душу его
сошел вдруг такой мрак, а в сердце заныла такая скорбь, какой никогда он
не ощущал прежде во всю свою жизнь. Он продумал всю ночь; вагон летел, и только на рассвете, уже въезжая в Москву, он вдруг как бы очнулся.
И
с этим словом,
не дожидаясь позволения, вдруг сам повернулся и пошел было из залы. Но,
пройдя шага четыре, остановился, как бы что-то вдруг обдумав, тихо усмехнулся и воротился опять на прежнее
место.
Он сорвался
с места и, отворив дверь, быстро
прошел в комнату. Перезвон бросился за ним. Доктор постоял было еще секунд пять как бы в столбняке, смотря на Алешу, потом вдруг плюнул и быстро пошел к карете, громко повторяя: «Этта, этта, этта, я
не знаю, что этта!» Штабс-капитан бросился его подсаживать. Алеша
прошел в комнату вслед за Колей. Тот стоял уже у постельки Илюши. Илюша держал его за руку и звал папу. Чрез минуту воротился и штабс-капитан.
В юности моей, давно уже, чуть
не сорок лет тому,
ходили мы
с отцом Анфимом по всей Руси, собирая на монастырь подаяние, и заночевали раз на большой реке судоходной, на берегу,
с рыбаками, а вместе
с нами присел один благообразный юноша, крестьянин, лет уже восемнадцати на вид, поспешал он к своему
месту назавтра купеческую барку бечевою тянуть.
С 19 по 21 августа мы простояли на
месте. Стрелки по очереди
ходили на охоту, и очень удачно. Они убили козулю и двух кабанов, а Дерсу убил оленя. Из голеней и берцовых костей изюбра он вынул костный жир, подогрел его немного на огне и слил в баночку. Жир этот у туземцев предназначается для смазки ружей. После кипячения он остается жидким и
не застывает на морозе.
Тогда он понял, что убитый олень принадлежал
не ему, а тигру. Вот почему он и
не мог его убить, несмотря на то что стрелял шесть раз. Дерсу удивился, как он об этом
не догадался сразу.
С той поры он
не ходил больше в эти овраги.
Место это стало для него раз навсегда запретным. Он получил предупреждение…
Бывало, подойду к болоту, скажу: шарш! как искать
не станет, так хоть
с дюжиной собак
пройди — шалишь, ничего
не найдешь! а как станет — просто рада умереть на
месте!..
На разъездах, переправах и в других тому подобных
местах люди Вячеслава Илларионыча
не шумят и
не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому
пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая
с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний
не имеет и
не считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза.
— Худо! Наша напрасно сюда
ходи. Амба сердится! Это его
место, — говорил Дерсу, и я
не знаю, говорил ли он сам
с собою или обращался ко мне. Мне показалось, что он испугался.
Вчера мы до того были утомлены, что далее
не осмотрелись как следует, было
не до наблюдений. Только сегодня, после сытного завтрака, я решил сделать прогулку по окрестностям. В средней части долина реки Аввакумовки шириной около 0,5 км.
С правой стороны ее тянутся двойные террасы,
с левой — скалистые сопки, состоящие из трахитов, конгломератов и брекчий. Около террас можно видеть длинное болото. Это
место, где раньше
проходила река. Во время какого-то большого наводнения она проложила себе новое русло.
Китайцы-проводники говорили, что здесь
с людьми всегда происходит несчастье: то кто-нибудь сломает ногу, то кто-нибудь умрет и т.д. В подтверждение своих слов они указали на 2 могилы тех несчастливцев, которых преследовал злой рок на этом
месте. Однако
с нами ничего
не случилось, и мы благополучно
прошли мимо Проклятых скал.
Прошло еще пять лет, я был далеко от Воробьевых гор, но возле меня угрюмо и печально стоял их Прометей — А. Л. Витберг. В 1842, возвратившись окончательно в Москву, я снова посетил Воробьевы горы, мы опять стояли на
месте закладки, смотрели на тот же вид и также вдвоем, — но
не с Ником.
Вовсе
не будучи политическим человеком, он по удельному весу сделался одним из «лидеров» оппозиции, и, когда эрцгерцог Иоанн, бывший каким-то викарием империи, окончательно сбросил
с себя маску добродушия и популярности, заслуженной тем, что он женился когда-то на дочери станционного смотрителя и иногда
ходил во фраке, Фогт
с четырьмя товарищами были выбраны на его
место.
Но матушка
не верит загадываньям. Она встает
с места и начинает в волнении
ходить по комнате.
— И слушать
не хочу, милостивый государь! — возвысил голос помещик, — и слушать
не хочу!
С места не сойду, покамест
не выкушаете…
— Утонул! ей-богу, утонул! вот чтобы я
не сошла с этого
места, если
не утонул! — лепетала толстая ткачиха, стоя в куче диканьских баб посереди улицы.
Под утро мне приснился какой-то сои, в котором играл роль Бродский. Мы
с ним
ходили где-то по чудесным
местам,
с холмами и перелесками, засыпанными белым инеем, и видели зайцев, прыгавших в пушистом снегу, как это раз было в действительности. Бродский был очень весел и радостен и говорил, что он вовсе
не уезжает и никогда
не уедет.
На
место Авдиева был назначен Сергей Тимофеевич Балмашевский. Это был высокий, худощавый молодой человек,
с несколько впалой грудью и слегка сутулый. Лицо у него было приятное,
с доброй улыбкой на тонких губах, но его портили глаза, близорукие,
с красными, припухшими веками. Говорили, что он страшно много работал, отчего спина у него согнулась, грудь впала, а на веках образовались ячмени, да так и
не сходят…
Варя. Я
не взыскиваю
с тебя, а говорю. Только и знаешь, что
ходишь с места на
место, а делом
не занимаешься. Конторщика держим, а неизвестно — для чего.
Если принять рано утром вечерний малик русака, только что вставшего
с логова, то в мелкую и легкую порошу за ним, без сноровки,
проходишь до полдён: русак сначала бегает, играет и греется, потом ест, потом опять резвится, жирует, снова ест и уже на заре отправляется на логово, которое у него бывает по большей части в разных
местах, кроме особенных исключений; сбираясь лечь, заяц мечет петли (от двух До четырех), то есть делает круг, возвращается на свой малик, вздваивает его, встраивает и даже четверит, прыгает в сторону, снова немного походит, наконец после последней петли иногда опять встраивает малик и, сделав несколько самых больших прыжков, окончательно ложится на логово; случается иногда, что
место ему
не понравится, и он выбирает другое.
С непривычки может закружиться голова и
ходить покажется страшно, хотя и
не опасно, если болота
не имеют так называемых окошек, то есть
мест,
не заросших крепкими корнями трав и растений.
Вечером, сидя у огня, я беседовал
с Сунцаем. Он сообщил мне, что долинка речки, где мы стали биваком, считается у удэхейцев нечистым
местом, а в особенности лес в нижней части ее
с правой стороны. Здесь обиталище чорта Боко, благодаря козням которого люди часто блуждают по лесу и
не могут найти дорогу. Все удэхейцы избегают этого
места, сюда никто
не ходит на охоту и на ночлег останавливаются или
пройдя или
не доходя речки.
— «А о чем же ты теперь думаешь?» — «А вот встанешь
с места,
пройдешь мимо, а я на тебя гляжу и за тобою слежу; прошумит твое платье, а у меня сердце падает, а выйдешь из комнаты, я о каждом твоем словечке вспоминаю, и каким голосом и что сказала; а ночь всю эту ни о чем и
не думал, всё слушал, как ты во сне дышала, да как раза два шевельнулась…» — «Да ты, — засмеялась она, — пожалуй, и о том, что меня избил,
не думаешь и
не помнишь?» — «Может, говорю, и думаю,
не знаю».
Не прошло трех месяцев, как уж он получил
место при русской миссии в Лондоне и
с первым отходившим английским кораблем (пароходов тогда еще в помине
не было) уплыл за море.
Вы
не можете себе представить,
с каким затруднением я наполняю эти страницы в виду спящего фельдъегеря в каком-нибудь чулане. Он мне обещает через несколько времени побывать у батюшки, прошу, чтобы это осталось тайною, он видел Михаила два раза, расспросите его об нем.
Не знаю, где вообразить себе Николая, умел ли он что-нибудь сделать. Я
не делаю вопросов, ибо на это нет ни
места, ни времени. Из Шлиссельбургане было возможности никак следить, ибо солдаты в ужасной строгости и почти
не сходят с острова.
Многое мне напомнила допотопная тетрадка. Как живо я перенесся в былое — как будто и
не прошло стольких лет. — Проси Бориса, чтоб он
не хворал. А что поделывает Константин?
Не тот, который управляет министерством вашим, а который
с гордым пламенем во взоре. — Читая твою тетрадь, я вперед говорил на память во многих
местах. Жив Чурилка! За все благодарение богу!